Стефан Георге(1868-1933)

Перевод Вячеслава Иванова.

Владыка Острова

Живет меж рыбаками быль: на Юге,
На острове (корицей и елеем,
И каменьем богат он самоцветным,
Горящим по песку) витала птица,
Что, наземь ставши, клювом растрепать
Могла верхи дерев высоких. Крылья,
Как будто гущею улиты тирской
Окрашены (гласит молва), раздвинув
И, тяжкая, взлетая, туче рдяной
Подобилась она, стелясь над долом.
По дебрям день таилась; ввечеру
На отмель выходила и в дыханьи
Соленой свежести и едких трав
Так сладко пела, что дельфины в море
Ныряли ближе, - червленело море,
Все в перистых, все в искристых сверканьях,
Спокон веков так птица та жила.
Одни ее видали, в чьи глаза
Смерть глянула... Когда попутный ветер
Впервые целыми примчал ветрила
К тем пристаням, - свой край озреть она
Взошла на холм, и распростерла крылья,
Ширяяся, и нежно восстенала,
С протяжным тихим пеньем отлетая.
Владыка Острова

Живет меж рыбаками быль: на Юге,
На острове (корицей и елеем,
И каменьем богат он самоцветным,
Горящим по песку) витала птица,
Что, наземь ставши, клювом растрепать
Могла верхи дерев высоких. Крылья,
Как будто гущею улиты тирской
Окрашены (гласит молва), раздвинув
И, тяжкая, взлетая, туче рдяной
Подобилась она, стелясь над долом.
По дебрям день таилась; ввечеру
На отмель выходила и в дыханьи
Соленой свежести и едких трав
Так сладко пела, что дельфины в море
Ныряли ближе, - червленело море,
Все в перистых, все в искристых сверканьях,
Спокон веков так птица та жила.
Одни ее видали, в чьи глаза
Смерть глянула... Когда попутный ветер
Впервые целыми примчал ветрила
К тем пристаням, - свой край озреть она
Взошла на холм, и распростерла крылья,
Ширяяся, и нежно восстенала,
С протяжным тихим пеньем отлетая.


Оригинальный текст книги: Библиотека Максима Мошкова.

... Это может быть только Георг Фогель, Петер Дингельдайн или я, потому как мы трое - самые старослужащие. Ты должен устроить, чтобы тех двоих услали на заготовку фуража - тогда фельдфебелю придется назначить меня. Йонас вытаращил глаза.
- И во время этой поездки ты намерен ускользнуть у старика из-под носа? Ну нет, ты точно спятил!
На это Шубкель, который все хорошенько обмозговал, возразил:
- Говорю же, тебе не о чем беспокоиться. До сих пор, из дружеского расположения, ты защищал меня от назначения в караул, а теперь - опять-таки из дружеского расположения - я прошу тебя это устроить. Тебе ничто не грозит, а я буду по гроб жизни благодарен и обещаю оказать любую услугу, какой ты от меня потребуешь.
Теперь Йонас сообразил, что Шубкель не шутит, и его даже пот прошиб.
- И ты думаешь, будто из дружеского расположения я помогу тебе подвести себя под прогнание сквозь строй?
- Ничего не поделаешь, дружище, я должен отсюда убраться. Исполни мою просьбу
- не будет беды ни для тебя, ни для меня. А если откажешься, придется искать другой, ненадежный путь - тогда, может статься, меня схватят и впрямь прогонят сквозь строй, и этот грех падет на твою душу. Шубкель продолжал уговаривать приятеля, а у капрала делалось все тоскливее и неуютней на душе, потому как он думал, что лишится друга. Но в конце концов он не мог больше противиться и скрепя сердце обещал Шубкелю исполнить его просьбу.
Ландграф, который был человеком въедливым и педантичным, строго различал большой и малый выезд. При большом он выезжал в карете, в сопровождении эскорта из гусар и приличного числа верховых офицеров. Но поскольку была зима, он отдавал предпочтение малому выезду: то есть ехал один в санях, где на козлах, рядом с кучером сидел только его гайдук. Однако сзади, на подножке, стоял гренадер с ружьем на караул, и так как в этом положении должен был он оставаться при самом жестоком морозе зачастую по многу часов, не имея возможности ухватиться за что-нибудь, когда сани подбрасывало на ухабах или при поворотах швыряло из стороны в сторону, он был пристегнут под коленями к двум железным ручкам - изобретение, которым ландграф очень гордился...