«К проблеме звукообраза у Пушкина»

Настойчивая рифма, замыкающая вызывательным "сюда" каждую строфу "Заклинания", будучи поддержана и внутри строк соответствующими ей звуковыми элементами ("правда, что тогда", "дальняя звезда", "бледна, хладна", "дуновенье", "изведать"), будит отзвуком в памяти упорствующее беззаветное "Да!" верной любви, — той, что сильнее смерти, как если бы мы слышали "да, все люблю я! да, все я твой! — сюда, сюда!".
   Еще пример самоцветного, самозвучного слова, подобранного поэтом в россыпях языка: звукообраз "Обвала" есть самое слово "обвал" с его музыкой тяжкого падения и глухого раската. Эта тема варьируется и как бы меняет тональности: ударное ал (вал) подготовляется вначале суровым лы (валы) и разрешается в конце, перейдя через вод (свод), в ол, вол ("шел" с рецидивом "сказал", "влекся вол", "верблюда вел", наконец — "Эол", с обертоном "орел", откликающимся на "орлы" первой строфы). И только новые, чуждые и спокойные звуки "купец", "жилец", заканчивающие описание, дают впервые как бы просвет и освобождение от ужаса гулких теснин. Звукосложение этого сотканного из горных эхо стихотворения с особою наглядностью показывает, что самое звукоподражание у Пушкина (как и у древнего Виргилия) ищет опереться на уже существующую в составе языка — в форме ли ономатопеи, или псевдоономатопеи — естественную звукопись слова. Так, живописуя "Аквилон", поэт исходит из музыкально-выразительных звуков этого собственного имени ("болотный долу клонишь", "облако гонишь", во втором, производном ряду: "грозный" и "тростник", "дальний", "столь гневно"); любопытно, что первоначально найденные "чуждый" и "так бурно" (вместо "дальний" и "столь гневно") устранены для сосредоточения мрачного у во второй строфе ("туч", "глухо", "дуб"), где пейзаж грозно темнеет, и отчасти в третьей, где он еще борется со светлым а, безраздельно торжествующим в успокоенной четвертой.
   

    III
   
   Показательным примером дифференциации первоначального звукообраза может служить стихотворение "Когда для смертного умолкнет шумный день", заглавие которого — "Воспоминание" — уже содержит в зерне все его музыкально-психологическое развитие7. Основной и повсюду разлитой звуковой колорит его создают носовые м и н8, то раздельно звучащие, то характерно соединяющиеся в групп мн9, символ немой, в молчании ночи говорящей с душою памяти, — припоминания, вспоминания (ср. греческое, того же корня мнэмэ — память). Сочетание звука и образа найдено в самом языке и представляет собою, следовательно, случай третьего из вышеописанных типов.
   Другой звук, настойчиво возникающий одновременно в сознании поэта, — свистящий и в контексте данного творения "язвительный", "неотразимый" з, с.