Достоевский и роман-трагедия — Страница 34

Загрузить книгу на мобильный телефон.

На него была излита благодать мистического
постижения последних тайн о Душе народной и ее ожиданиях богоносца. Он
посвящает Шатова и Кириллова в начальные мистерии русского мессианизма. Но
сам, в какое-то решительное мгновение своего скрытого от нас и ужасного
прошлого, изменяет даруемой ему святыне. Он дружится с сатанистами,
беседует с Сатаной, явно ему предается. Отдает ему свое я, обещанное
Христу, и оказывается опустошенным, - до предварения еще при жизни "смерти
второй", до конечного уничтожения личности в живом теле. Он нужен злым
силам своею личиною, - нужен, как сосуд их воли и проявитель их действия;
своей же воли уже вовсе не имеет. Изменник перед Христом, он неверен и
Сатане. Ему должен он предоставить себя, как маску, чтобы соблазнить мир
самозванством, чтобы сыграть роль лже-Царевича, - и не находит на то в
себе воли. Он изменяет революции, изменяет и России (символы:
переход в чужеземное подданство и, в особенности, отречение от
[443]
своей жены, Хромоножки). Всем и всему изменяет он, и вешается, как Иуда,
не добравшись до своей демонической берлоги в угрюмом горном ущелье. Но
измена Сатане не лишает его страдательной роли восприимчивого проводника и
носителя сатанинской силы, которая овладевает вокруг него и через него
стадом одержимых. Они - стадо, потому что изо всех них как бы вынуто я:
парализовано в них живое я и заменено чуждою волей. Лишь двое людей,
отмеченных Ставрогиным, своего я не отдали и от стада отделились: это -
Кириллов и Шатов. Как же распорядились они своим я?
Кириллов утверждает свое я для себя, в замкнутости личного
отъединения, но Христу им не жертвует, хотя Христа как-то знает и любит.
Он сам хочет стать богом: ведь был же Богом Христос!.. Кириллов все чай
пьет по ночам; чаепитие - симптом русского медитативного идеализма...
Христос смерти не убоялся, - не убоится и Кириллов. Для этого надлежит ему
взойти на одинокую Голгофу своевольного дерзновения - убить самого себя,
ради себя же... И обезумев от разрыва всех вселенских связей, он
совершает, в пустынной гордыне духа, свою антихристову, свою
анти-голгофскую жертву, богочеловек наизнанку - "человеко-бог", захотевший
сохранить свою личность и ее погубивший, воздвигнуть сыновство на
отрицании отчества, на небытии (- seine Sach auf Nichts).
Шатов также не отдал своего я бесам, за что и был ими растерзан. Свое
я пожелал он слить с я народным, но зато и утвердить народное я, как
Христа. Он отшатнулся от бесов, но зашатался в вере народной. Признак
неправого отношения Шатова ко Христу - в том, что через Него он не познал
Отца. Он надумал, злоупотребив светлыми откровениями, почерпнутыми из
отравленного колодца ставрогинской души, - что русский Христос - сам
народ, долженствующий воплотить в своем грядущем мессии духовное и
мужеское свое начало, чтобы провозгласить устами этого мессии и опять-таки
самозванца: "я есмь жених".