Достоевский и роман-трагедия — Страница 20

Загрузить книгу на мобильный телефон.

Поэтому весь сложный сыск этого метафизического судьи и небесного
следователя ведется с одною целью: установить состав метафизического
преступления в преступлении эмпирическом; и выводы этого сыска оказываются
подчас иными, нежели итоги исследования земной вины. Так, в романе "Братья
Карамазовы" виновным в убийстве представлен не Смердяков-убийца, который
как бы вовсе не имеет метафизического характера и столь безволен в высшем
смысле, что является пустым двойником, отделяющимся от Ивана, но Иван,
обнаруживающий конечную грань своей умопостигаемой воли в своем маловерии;
[425]
маловерие же его есть признак его умопостигаемого слабоволия, ибо он
одновременно знает Бога и, как сам говорит, принимает Его, но не может
сказать: "да будет воля Твоя", принимает Его созерцательно и не принимает
действенно, не может сделать Его волю своей волею, отделяет от Него пути
свои, отвращается от Него и, не имея других дорог в бытии, кроме Божиих,
близится к гибели. Метафизическое слабоволие обусловливает слабость и
колебания ноуменального самоощущения личности и отражается в интеллекте
как мучительное сомнение в бессмертии души.
"В вас этот вопрос не решен, и в этом ваше великое горе, ибо
настоятельно требует разрешения. - А может ли быть он во мне решен, решен
в сторону положительную? продолжал странно спрашивать Иван Федорович, все
с какою-то необъяснимою улыбкою смотря на старца. -Если не может решиться
в положительную, то никогда не решится и в отрицательную; сами знаете это
свойство вашего сердца, и в этом вся мука его. Но благодарите Творца, что
дал вам сердце высшее, способное такою мукой мучиться, горняя мудрствовати
и горних искати, наше бо жительство на небесех есть. Дай вам Бог, чтобы
решение сердца вашего постигло вас еще на земле, и да благословит Бог пути
ваши".
Но это его тайное дело, глаз на глаз с Богом; явное же возмездие по
Божьему суду, который чудесно осуществляется в суде темных мужичков, "за
себя постоявших и покончивших Митеньку" - по судебной ошибке (ибо он,
фактически, не отцеубийца), - постигает Дмитрия: за что? за то, что он
пожелал отцу смерти. Как же относится это пожелание к категориям
умопостигаемой воли, где все феноменальное исчезает вместе со всею зыбью
мгновенно сменяющихся волнений и вожделений жизни земной, где есть только
Да или Нет перед лицом Бога? Очевидно, что все существо Дмитрия не
говорит, а поет, как некий гимн и вечную аллилуя, "Да" и "Аминь" Творцу
миров. Он не может отвергнуться Бога, потому что в Боге лежит то, что в
нем истинное бытие, Божья воля есть его истинная воля; но все же его
внутреннее существо погружено в Бога не всецело, часть его я волит иначе и
ограничивает своим противлением другую волю этого я, которая есть воля к
Богу, т.е. воля Божья, воля Сына к Отцу, она же воля Отца к Сыну. Эта вне
Бога лежащая, страстная
[426]
часть внутреннего существа Дмитрия должна очиститься страданием и не
страдать не может, потому что страдает все, отделяющееся от Бога и
утверждающее свое бытие вне Его, Который есть все бытие, - т.